“The International Herald Tribune”, США
Предисловие главного редактора
Тема радикального ислама на территории Украины не кажется столь актуальной – крымские татары, кажется, никогда не отличались религиозным фанатизмом – примерно, как турки.
Но, тем не менее – есть попытки радикализировать ислам как фактор экспансии в европейский веротерпимый мир. Но перед украинцами, как и другими европейцами могут возникнуть те же проблемы, что и перед странами Западной Европы, которым только и удалось устроить даже для рядовых граждан такую жизнь, что привлекает даже исламских фанатиков.
Хомейни от иранского шаха прятался не в мусульманских святых местах, а в комфортабельном Париже.
Но вот что интересно: европейский уют, достаток и чистота привлекает весь мир. Миграционные потоки – лучший индикатор уровня и качества жизни.
Но исламистам этого кажется мало: хорошо, что европейцы умеют делать мобилки и автомобили, комфортабельные самолёты… Плохо, что они не мусульмане. И исламисты стараются приучить европейцев к воинственному исламу.
Пользуясь веротерпимостью европейцев, стараются внушить им чувство вины, что они не спешат принимать постулаты ислама, не следуют их религиозным правилам – которые им кажутся столь совершенными!
Европейцы долгое время снисходительно уступали пришельцам из стран третьего мусульманского мира – пока однажды не почувствовали, что наступает какой-то невидимый глазу предел – за которым очередная уступка уже похожа на предательство САМИХ СЕБЯ.
У себя на исторической родине мусульмане становятся всё менее терпимыми к иным верам и к атеистам – в странах же Европы прикрываются идеологией веротерпимости для силового ВЖИВЛЕНИЯ норм шариата как мусульманского права.
В странах Европы мусульмане образуют замкнутые анклавы, стараясь не так ассимилироваться с европейским обществом, как, напротив, ассимилировать в себя самих европейцев. И любая уступка сопровождается не взаимной уступкой – а ЭСКАЛАЦИЕЙ ТРЕБОВАНИЙ к самому образу жизни европейцев.
Им уже мало того, что к ним веротерпимы – они требуют ПРИНЯТИЯ, причём безусловного, их, мусульманских норм общественной жизни. Они на пороге того, что готовы УБИВАТЬ за неподчинение.
И – постепенно приучить европейцев, что ТАКОЕ наказание оправданно – ведь европейцы такие аморальные…
Всё это было бы страшно, если бы… в самом мусульманском мире не была «генетически» заложена какая-то фундаментальная слабость:
- Он НЕТЕХНОЛОГИЧЕН.
Ислам – религия архаическая, где светская жизнь слита с собственно религиозной. В нём жёсткость и многочисленность ритуалов преобладает над словом и мыслью. Где как-то патологически не может развиваться ни рациональная наука, ни рационально организованное промышленное производство.
Даже в их любимом деле – в войне – они проявляют патологическую слабость, так как сегодняшняя война тоже носит «промышленный» характер. Уже более 60 лет маленький Израиль относительно легко разбивал и разбивает многочисленные армии арабов-мусульман сразу из нескольких стран. 1948, 1956, 1967, 1973 – это годы безуспешных

попыток соседей Израиля его уничтожить.
В результате эти соседи глубоко обижены на Израиль, что тот не поддаётся, самим фактом своего существования доказывает какую-то фундаментальную слабость, даже ущербность мусульманской цивилизации.
А дело ведь НЕ в Израиле!
В его лице воинствующий ислам ненавидит ВЕСЬ Запад – хотя от него зависит технологически – люди из мира ислама уже не могут жить без западных мобилок, автомобилей, самолётов…
И без счетов в западных же банках!
Суровая утопическая система требует к себе серьёзного отношения. И, если не может справиться на открытом пространстве мирового соревнования, - доказывает свою серьёзность методом самоубийства и террора.
Это – вопль отчаяния того мира, который не может превратить силу духа в нечто материально осязаемое.
Он смертельно боится фарсовости своих постулатов – что его ожидает судьба мирового коммунизма, который рассыпался не от войны с ним, а из-за внутренней системной несостоятельности.
Нельзя победить врага, от которого ты интеллектуально и технологически зависишь.
Станислав Овчаренко

Исламизм слаб на Западе, как слаб и сам исламский мир в целом
Со времен событий 11 сентября 2001 года на Западе существует два

основных взгляда на природу так называемой ‘войны с террором’.
В правых кругах общим местом стало вписывать исламизм - идеологию, стремящуюся реорганизовать общество 21 века согласно средневековым принципам исламского шариатского права - в длинный ряд тоталитарных идеологий, угрожавших либеральной демократии. Например, Виктор Дэвис Хэнсон (Victor Davis Hanson) из Гуверовского института (Hoover Institution) называет его ‘гнусным призраком, ставшим очередным проклятьем мира после фашизма, нацизма и коммунизма’.
Левые, напротив, рассматривают эту проблему как следствие бедности и несправедливой политики Запада на Ближнем Востоке. Так корреспондент The Independent Роберт Фиск (Robert Fisk) возлагает вину за исламский терроризм на ‘политическую ситуацию в некоторых частях мира и несправедливость’.
Оба взгляда не лишены недостатков. Консерваторы справедливо подчеркивают идеологическую мощь исламизма и размах амбиций его последователей, но отказываются признавать отсутствие у него необходимого военного и интеллектуального потенциала и его сомнительную, по сравнению с коммунизмом в пору его расцвета, привлекательность во всемирном масштабе. Либералы не менее справедливо указывают на иллюзорность перспектив захвата Европы мусульманами, или, по крайней мере, на преждевременность разговора об этом. Однако они, в свою очередь, отказываются видеть,

что в тех странах Азии и Ближнего Востока, где большинство населения исповедует ислам, исламизм остается могущественной - и растущей - силой. Организованные, фанатичные, не стесняющиеся угрожать насилием и защищенные запретами на критику ислама, заложенными во многих культурах, исламисты способны изменить природу общества, даже там, где они не обладают официальной властью.
Если все еще остающиеся на пространстве от Ирака до Индонезии умеренные не найдут способ расширить войну идей, им придется все дальше отступать под натиском фанатиков, верящих, что на их стороне одновременно и Бог и история.
На первый взгляд навязшее в зубах сравнение войны с террором с ‘холодной войной’ выглядит вполне оправданным. Для исламистов, как и для коммунистов, коллектив важнее личности, как и коммунисты, они одобряют применение насилия для достижения политических целей и питают почти утробную ненависть к мировому порядку, поддерживающему господство богатых демократических стран.
Внутренняя угроза, некогда воплощавшаяся в образе западных компартий и их скрытых сторонников, сейчас представлена явно сочувствующими исламизму организациями, такими как Совет по американо-исламским отношениям (Council on American-Islamic Relations) или Совет мусульман Британии (Muslim Council of Britain). Более того, сравнение можно продолжить - если коммунисты и капиталисты воевали в основном чужими руками и в отдаленных уголках мира вроде Анголы и Афганистана, исламисты перенесли войну в самое сердце Запада. Нью-Йорк, Лондон и Мадрид внезапно стали таким же полем боя, как и Бейрут с Багдадом.

Подобные построения смотрятся на первый взгляд логично, однако на деле заметно преувеличивают силы исламистов и недооценивают эффективность западных институтов и устойчивость западного общества. Да, кое-где свобода слова поддалась исламистскому запугиванию: в Голландии и Дании те, кто не хочет соблюдать осторожность, критикуя ислам, вынуждены всерьез задуматься о найме телохранителей и переезде на конспиративную квартиру. Однако появилось и целое поколение отважных мыслителей-мусульман - достаточно назвать Аян Хирши Али (Ayaan Hirsi Ali), Иршад Манджи (Irshad Manji) и Асру Номани (Asra Nomani) - которые готовы задавать неудобные вопросы из числа тех, что редко звучат в их родных странах.
Более того, исламизм, насквозь пропитанный безрадостным религиозным буквализмом, вряд ли может привлечь на Западе кого-либо кроме меньшинства в рамках меньшинства, то есть тех из мусульман, кто склонен к суровому и утопическому взгляду на мир. Лицо Усамы бен Ладена на футболках никогда не сможет конкурировать с лицом Че Гевары.
Исламизм слаб на Западе, как слаб и сам исламский мир в целом. На пике могущества Советский Союз мог по праву претендовать на равенство с Соединенными Штатами в самых разных областях - от Олимпийских игр до авиации и исследования космоса. Лишите исламские страны случайно доставшегося им нефтяного богатства, и останутся общества, которые все вместе способны похвастаться намного меньшим количеством достижений, чем любая из азиатских стран средней руки, не говоря уж о таких выдающихся, как Корея.
Все это создает искушение либо совсем забыть об угрозе исламизма, как и поступает большинство европейских либералов, либо свести ее к деятельности нескольких террористических группировок вроде ‘Аль-Каиды’ или действующей в Юго-Восточной Азии ‘Джеммаа Исламия’ (Jemaah Islamiyah). Тем не менее, парадоксальным образом, именно плачевное состояние мусульманских обществ и придает исламизму сил. Ежедневные напоминания о том, что они - носители последнего откровения Бога, толкают заметную часть мусульман - возможно от 10 до 15 процентов - в объятия исламистской идеологии, утверждающей, что причина их отсталости кроется не в неспособности принять современность, а в недостатке веры. Многие другие, не становясь исламистами, начинают проникаться тем конспирологическим взглядом на мир, который возлагает вину за все промахи мусульман на внешние силы. Обычно роль пугала исполняют евреи и американцы.
Разумеется, ни религиозный обскурантизм, ни недостаток самокритики не являются монополией мусульман. В Индии есть свои индуисты-фундаменталисты, устраивающие антимусульманские беспорядки, в Америке - свои христианские фундаменталисты, воюющие с преподаванием в школах теории Дарвина.
Тем не менее, именно в мусульманских странах такие люди намного опаснее для либеральной демократии.
Исламисты, почти всегда представляющие собой меньшинство, при этом обычно превосходят своих противников, как в убежденности, так и в организованности. Слабые или сочувствующие исламизму суды и полиция позволяют им с помощью насилия или угроз насилия захватывать контроль над общественным пространством. К тому же культурные нормы даже таких относительно открытых стран, как Малайзия и Индонезия, исключают всякую публичную критику Ислама.
Исламисты подталкивают общество в направлении, противоположном либерализму, даже в тех странах, где они так и не смогли добиться официальной власти. В Египте студенткам университета, не желающим носить хиджаб, приходится намного труднее, чем еще поколение назад. В некоторых частях Пакистана исламисты объявили войну музыке и ‘мыльным операм’. В Индонезии церкви христиан и мечети неортодоксальных мусульман нередко оказываются в осаде.
В любой из этих стран у противников идей исламизма, у тех, кто считает, что равенство полов, свобода слова и свобода вероисповедания - это универсальные, а не исключительно западные, ценности, связаны руки.