Свет и Тени

Ещё в начальной школе я прочитал о полемической переписке между Андреем Курбским и Иваном Грозным. И в советском школьном учебнике по истории Андрея Курбского называли предателем: он бежал с Родины в Литву – тогдашней противнице Московской Руси. Долго я так и думал, как написано в учебнике: Курбский – предатель. Но ещё в школе меня стало кое-что смущать: оказывается, Иван Грозный истреблял боярскую аристократию, а Курбский был боярином древнего рода. Применялись жуткие пытки лишь по подозрению в предательстве и человека могли просто отравить за царским столом по прихоти монарха. Курбский не захотел всё это переживать на себе и бежал, спасая свою жизнь.

Здесь и находится камень преткновения: является ли предателем человек, который бежит от несправедливой смертельной расправы? Являются ли предателями люди, которые противостоят тоталитарному режиму, для которого человеческая жизнь ничего не значит? Ответ, наверно, очевиден, но тогда иррациональной кажется боль писателя Виктора Суворова из-за обвинений в предательстве Советской Родины. Владимир Путин однажды назвал его предателем, отчего эта точка зрения в современной России стала официальной. Но никогда и ниоткуда так не стремились убежать, как из Советской России, и это удалось миллионам людей. В начале Отечественной войны миллионы солдат добровольно сдавались в плен и даже переходили на сторону Гитлера. И только глупость фюрера оттолкнула от него миллионы же наших соотечественников.

Виктор Суворов не может этого не знать, тем не менее мучается от феномена предательства той страны, которой уже нет.  Тоталитарный режим даже у полностью свободного человека создает такую психологическую зависимость от себя, которая проявляется в неразумном чувстве вины перед коммунистическими каннибалами. Быть может, очень многие в русской и украинской диаспоре готовы были бы вернуться на историческую родину, но на сегодня ни Россия, ни даже Украина не готовы принять своих бывших соотечественников. Кстати, Виктор Суворов родом с Украины, но родная мать его, любя его, не советовала возвращаться в Украину, опасаясь за его жизнь.

Через все его книги проходит боль из-за непонимания его мыслей и чувств, как на Западе, так и на родине. В судьбе этого человека ярко проявляется феномен, который заметили самые разные известные исторические личности, но который ещё не проник в массовое сознание. Жизнь в закрытой социальной системе всегда извне кажется совсем не такой, какой она уже видится изнутри. Снаружи, как правило, жизнь в закрытой системе кажется уютной, защищённой, даже обаятельной. Но как только индивид снаружи попадает вовнутрь, он тут же прозревает. Но, как говорил Борис Бажанов, беглый секретарь Сталина, «назад ходу нет». Такая закрытая «чёрная дыра» коммунизма уже не одно десятилетие поглощала своих сторонников с Запада без остатка. Так сгинули красные латышские стрелки, так   погиб американский коммунист Джон Рид, американские сельхозкооператоры, финские коммунисты, бежавшие из уже независимой Финляндии… коммунистический Молох искал по всему миру своих врагов и уничтожал их, располагаясь на Западе как у себя дома. После Второй Мировой войны усиленно звали домой советских граждан, чтобы бросить их в концлагеря… Во всех советских анкетах был вопрос: есть ли родственники за границей? Идеальным был вариант, если за границей нет никого. Очень внимательно следили за тем, чтобы у человека не было «лишних» материальных ресурсов, особенно иностранных денег. Их наличие приравнивалось к тяжёлому уголовному преступлению. Таким же преступлением было наличие книг, не прошедших цензуры.  Наверно, не менее 20% населения, так или иначе, прошли тюрьмы и лагеря или жили в окружении людей, их прошедших. Платой за всё это были определённые социальные гарантии – работа, медицина, образование. Кто искал свободы самовыражения (их всегда меньшинство), тот не принимал такие ограничения свобод в обмен на социальные гарантии и встречал организованное государственное насилие, поддержанное общественным мнением большинства народа (зажрались, чего им ещё надо?). Большинство, как правило, принимало такой порядок организованного государственного насилия. И только объективная деградация таких замкнутых социальных систем делает их гибель неизбежной независимо от настроений большинства населения.

Счастливчик судьбы, Владимир Резун попал на самый верх советской элиты – в номенклатуру Центрального Комитета КПСС. Но за это ему, как выходцу с низов, приходилось тяжело отрабатывать на опасной и морально ущербной работе советского шпиона. И он тяжко ненавидел сынков и дочек членов Политбюро, которым не пришлось так тяжело работать и бороться за место под солнцем.  Его учили и воспитывали как защитника карательной системы для охраны интересов этих самых дочек и сынков. Владимир Резун очень старательно и даже талантливо служил этой системе, пока кто-то из деток членов Политбюро не решил им пожертвовать. И с этого момента он посчитал себя ничем не обязанным такому политическому режиму, который собственное население рассматривает как им завоёванное в успешной гражданской войне. И этот режим справедливо посчитал его предателем, а население, которое ценит не свободу, а социальные гарантии, - предателем Родины. В данном случае нормальный человек попадает в системную ловушку: быть или рабом или предателем. То же самое четыре столетия назад случилось с Андреем Курбским, о чём упоминалось в начале статьи. И в этом узком диапазоне для выбора Виктору Суворову можно только посочувствовать.

В его книге «Аквариум» чувствуется оголённость нервной системы автора, страх от проявления собственной свободы, который трансформируется в острое иррациональное чувство вины неизвестно перед кем. И уже неважно, что ему грозит смерть за ослушание, даже не за предательство, неважно что он прошёл интенсивную и многолетнюю школу разведчика, он остаётся сыном советского офицера и внуком крестьянина с их специфическим восприятием мира – и пока он чувствует такую вину (страх), он остаётся советским человеком и через много лет жизни в Англии.

В том и ужас жизни в «чёрной дыре» коммунизма, что во втором-третьем поколении в психологии и интеллекте происходят необратимые изменения и даже жертва закрытого общества  уже не может жить вне этого общества, а значит, не может не защищать его. Виктор Суворов, разделавшись с мифом о мирном Советском Союзе, на который напал коварный враг, плодит другой миф: о высоких боевых качествах Красной Армии, проявленных в Финляндии и в ходе Отечественной войны (исключая начальный период). Но в записках фронтового врача-хирурга Николая Амосова писалось, что всю войну потери советских войск были чуть ли не в десять раз больше, чем у немцев. И картина Зимней войны  в «Последней республике» была совсем не такой, как в мемуарах Карла-Густава Маннергейма, кстати, русского генерала с тридцатилетним стажем. Маннергейм даёт уничтожающую характеристику оперативному искусству командования Красной Армии, сурово оценивает и боевые качества советских солдат и офицеров. Так и кажется, что его это задевало как генерала русской службы. Суворов не упоминает, что было две линии фронта – на Карельском перешейке – и второй, от Ладожского озера до Белого моря на Севере. И везде финские батальоны разбивали советские дивизии, а потери среди советских лётчиков были больше, чем финнов на земле. «Такая игра не стоит свеч!» - восклицает Маннергейм.

После столь позорного финала Сталин действительно мог бояться нападения Гитлера, несмотря на подавляющее количественное превосходство над немцами. Тоталитарный режим всегда предполагает чудовищный перерасход как человеческих, так и материальных ресурсов. И вполне может организовать дефицит песка в пустыне Сахаре. Сталинский режим спасло то, что гитлеровская власть была тоже тоталитарной, т.е. растратной системой.

Несмотря на искренний антикоммунизм, Виктор Суворов так и остался  советским человеком.  К сожалению.

Эта статья опубликована Понедельник, Октябрь 16th, 2006 at 11:38 am в рубрике Литературная критика. Вы можете следить за комментариями спомощью этого RSS 2.0 канала. Вы можете оставить комментарий или трэкбэк со своего сайта.