«Эхо Москвы»

Предисловие главного редактора

Если уж Ксения Собчак, лично обязанная Владимиру Путину, заговорила эсхатологическим, предвещающим несчастливый конец путинизму и империи – дело действительно серьёзное.Вся надежда на таких как КАДЫРОВ. У нас в Украине – тоже, ведь, повторяю, «колбасы» в Украине нет.

У Украины «нефтегазовой» колбасы нет. Нет и возможности для широкомасштабных репрессий по путинскому образцу. Так что есть резон не бежать (в условиях кризиса на Западе склонны поддержать не украинцев, а Януковича – как «хоздвор» Европы) – а бороться на месте. Иначе режим постарается подорвать экономическую основу гражданского общества – как большевики с 1929 года и Путин – с 2000-го.

Станислав Овчаренко

Если бы мне кто-нибудь лет пять назад сказал, что Ксения Собчак напишет хорошую книгу, я бы расхохотался.

А если бы этот кто-нибудь добавил, что со временем Ксения Собчак будет казаться мне лучом света в российском обществе, я бы расплакался.

Но такого провидца тогда не нашлось, так что смеяться и плакать уже поздно.

Нынешняя Россия пришла в такое состояние, что Собчак на ее фоне еще очень и очень. По крайней мере раздражает идиотов, оказавшихся в серьезном большинстве. Только что вышедшая «Энциклопедия лоха» в эпатажном оформлении безбашенного Андрея Бартенева, при всех ее перегибах и крайностях, кажется мне серьезной пощечиной общественному вкусу – и замечательным диагнозом стране. А человек, написавший ее, выглядит зачастую не гротескной, а трагической фигурой, поскольку отлично понимает все, что происходит. И с ней, и вокруг.

Россия – страна генетического отребья

– Ксения, давайте сразу определимся с терминами.

Как я понял из книжки, лох для вас – это человек, больше всего озабоченный самопрезентацией и давлением на окружающих. Он страшно хочет над всеми доминировать любой ценой.

– Правильно.

Там целая система определений, но все они укладываются в ваше: человек, для которого самопрезентация превыше всего.

– И все это, как правило, негодными средствами.

– Необязательно.

Средства зачастую самые серьезные. В принципе это явление интернациональное, но Россия – идеальный полигон для наблюдения за лохожителями. Им здесь исключительное раздолье. Так получилось в результате целого ряда социальных экспериментов, последний из которых – дождь нефтедолларов – поныне не закончился, несмотря на кризис.

– Но почему именно Россия?

Я это себе объясняю тем, что людям особо нечем заняться, нет общих ценностей – а потому они заняты самоутверждением за счет соседа.

– Я бы не сбрасывала со счетов 1917 год.

А потом 1937-й. Два подряд уничтожения элиты, плюс война, плюс регулярные послевоенные проработочные кампании – а травить у нас очень умеют – привели к тому, что Россия стала страной генетического отребья.

– Но человек, делающий такие заявления, может выжить, только если причисляет к этому и себя…

– А как же!

Я не просто одна из лохов, я – лошиная матка, в чем признаюсь на первой же странице. Символ всероссийского лоховства с проектом «Дом-2».

– Я всегда говорил, что для авторов этого проекта в преисподней уже строят Ад-2.

– Остроумно.

– Но тогда что вас заставляет это делать?

– К так называемому образованному слою у нас принадлежит один процент населения.

Остальные адекватно представлены на телевидении только «Домом-2». Это наша страна, и другой у нас нет. Их можно не показывать, как призывали не показывать «Школу» Гай Германики. Но они от этого не исчезнут. А в «Доме-2» они учатся по крайней мере чувствовать и об этих чувствах хотя бы коряво говорить.

Они выходят оттуда далеко не такими лошистыми.

Там жесткая система отбора, а это всегда облагораживает. Потом, там идет интенсивная игра в любовь (иногда, кстати, даже не игра). А любовь – самый важный отводной канал для лошиной агрессивной энергии. Пусть лучше они пары выстраивают и взаимности добиваются, чем друг друга убивают. Влюбленный лох – вершина эволюции вида.

На хрен мне ваши перья!

– Мне иногда кажется, что вы выполняете спецзадание Путина.

На вас отвлекается вся негативная энергия страны.

– Мне казалось, что это возложено на нас с Михаилом Зурабовым.

С тех пор как он отбыл послом на Украину, я несу этот крест одна.

– Теперь понятно, кто сменит Зурабова на Украине.

– Не исключаю.

Но если я действительно призвана отвлекать на себя народный гнев – что же, это не худшая миссия. Я питаюсь негативной энергией. Если честно, когда меня хвалят – мне в этом всегда мерещится либо жесткая ирония, либо скрытая подстава.

– Не может быть, чтобы всеобщая ругня доставляла вам наслаждение.

– Я просто символ всего, что ненавистно среднестатистическому обывателю.

И причем я не просто это воплощаю – вот, пришла гламурная блондинка. Я умею это защитить, аргументировать, а этого обыватель совершенно уже не переносит.

– Среди вещей, которые вы олицетворяете, хватает и пошлости.

– Ничуть не бывало.

Что такое пошлость? Это примитив, обыденность. Пошлость – это тот самый обыватель, который меня ненавидит. А я олицетворяю свободу вкуса и выбора.

– Но гламур-то какое отношение имеет к вкусу?

– Нет, я как раз не гламур.

Гламур, наоборот, хочет всем нравиться. Это лоск, комильфо, дресс-код – я же ломаю все условности и чаще всего не могу остановиться. Иногда меня просто несет, сама себя потом спрашиваю: какого черта из-за одного эфира портить отношения с таким количеством народа? Но это, знаете, как та ворона из анекдота: ей запретили материться и пригрозили, что вырвут все перья. Она три дня сидит и молчит, нахохлившись, а потом принимается яростно себя ощипывать с хриплым карканьем: «На хрен мне ваши перья!» В общем, я мало что общего имею с уродливым словосочетанием «светская львица».

– Но в светских кругах тем не менее вращаетесь.

– Ну да, потому что я девушка меркантильная, и прокатиться на чужой яхте в компании чужих красивых людей мне приятней, чем на тяжким трудом заработанной собственной в компании своих, но плешивых.

– Вы согласны с Фицджеральдом, что «богатые – не совсем такие люди, как мы»?

– Согласна, но даже сам Фицджеральд не дал ответа – с какого момента начинаются эти изменения.

Тут самое главное – не промахнуться: вдруг ты с ним, как со сверхчеловеком, а он все еще человек? Но вообще, честно вам скажу, за бизнес-элиту мне обидно. Это в самом деле непростые люди, и зарабатывание денег – весьма специальный талант. Точнее всех об этом у Пелевина в «Пространстве Фридмана», где про баблонавтов: чувство денег – особое, шестое, вроде музыкального слуха.

– Да ладно, вам ли не знать, как делались эти состояния…

– Однако мы с вами почему-то их не сделали, верно?

А если у них сейчас все отнять и выбросить на улицу – они поднимутся, пусть не так, как в девяностых. И через некоторое время опять притянут деньги.

– Есть у вас фавориты в среде отечественного бизнеса?

– Самый умный из тех, кого знаю – а знаю я, поверьте, многих, – однозначно Михаил Фридман.

– Но и самый закрытый.

– Я бывала с ним в разных ситуациях, видела, скажем, как на экскурсии по Ватикану он подсказывал экскурсоводу…

В смысле широты интересов и эрудиции – он первый. А ближе всех мне по духу Михаил Прохоров. Он тоже очень не похож на свой публичный образ. Что там происходит внутри – не знает никто, а ляпнуть он может такое! – просто чтобы удивить тех же лохов или, допустим, снобов…

Сноб, честно вам скажу, у меня после лоха на втором месте в смысле личного неприятия. Мне долго казалось, что и вы той же породы. Сидят такие жрецы, бе-зумно довольные собой, скажешь при них «звОнит» или не процитируешь Бродского – и всё, ты не человек.

– Глупости.

Такие меня еще больше ненавидят, чем лохи.

– Ну вот, а Прохоров умеет их ставить на место.

Вот он спонсирует потрясающий спектакль Миронова и Хаматовой по Шукшину. С ним заговаривает театралка – вся такая с придыханием – и ждет, что он ей тоже ответит с придыханием: «Ну как?» А он: да фигня, и ноги у Чулпан не того, у моих телок в Лужках гораздо лучше…

Это ответ нормальный.

Потому что на самом деле он человек понимающий и ему не обязательно публично придыхать. Как раз поддельные знания и заготовленные ответы очень видны: я и в книге задаюсь вопросом: что объединяет Кадырова и Аршавина? Они больше всего боятся, что их спросят о духовном. И у них список заготовлен: для спрашивающих попроще – стандартный набор. Поэт – Пушкин, фрукт – яблоко. Для посложней – соответственно Достоевский, даже, может быть, Пруст.

– Какие у вас ощущения от Рамзана Кадырова?

– При первой встрече – почти шок: на нем такая американская шапочка была, не хватало только надписи «11 сентября»…

Когда мы с Ксенией Соколовой приехали его интервьюировать, он вел себя как классический большой ребенок: катал на «Хаммере», весь такой он у него с красной кожей внутри, играет Катя Лель…

Лошадей показывал, потом – вах, слушай, сейчас в яблочко попаду, вах, попал…

Короче, приехали девушки, девушек надо выгуливать. Но я отлично понимаю, что от этого добрячка-боровичка один шаг до зверя, и в Грозном, между прочим, страшно. Настолько, что Соколова, не будучи моей близкой подругой, ночью босиком и в пижаме пришла в мою спальню: «Одна не могу». Так вместе и спали.

– Но вы отдаете себе отчет в том, что он – опасный человек?

– Он ОЧЕНЬ опасный.

– И не боитесь об этом сказать? Даже упоминаете его в «Энциклопедии…»?

– Я надеюсь, он, как духовный человек, читает только Герберта Уэллса и на меня не обратит внимания.

Закончится колбаса – бегите

– Не хотите – не отвечайте, но как вы относитесь к феномену Путина? Был рядовой сотрудник мэрии, стал нацлидером…

– Отвечу абсолютно честно: для меня нет правила насчет Платона, который друг, и истины, которая дороже.

Для меня человек на первом месте. Путин был практически единственным, кто защитил моего отца, когда его травили. Это исключает для меня возможность любых нелицеприятных отзывов.

– Но видите вы в стране некий протестный потенциал?

– Не некий, а огромный, потому что в стране заключен пакт: свобода в обмен на колбасу.

Получили колбасу – отдали свободу. По Андропову. Этот пакт закончится ровно в тот момент, когда закончится колбаса. И потому, когда с ней начнутся перебои, надо будет очень быстро бежать в сторону первой же шенгенской страны.

– А она может закончиться?

– Запросто.

Это все связано с нефтью, и народ в курсе: посмотрите, какое количество народа осведомлено о ценах на нефть. Например, мой администратор – 56-летняя женщина, предельно далекая от какого бы то ни было бизнеса.

– И что делать власти в этой ситуации?

– А непонятно, потому я и не хочу быть вхожа во власть (я туда совсем не вхожа, кстати).

Приходится давить на корню любые проявления оппозиционности – а это чревато; если не давить – тоже чревато. Очевидно только, что первая же экономическая яма порушит весь этот общественный договор.

– Вы не допускаете возрождения СССР?

– Скорее боюсь, как бы распад не пошел дальше.

Почти уверена, что Кавказ мы потеряем еще при нашей жизни.

– Кстати, кто вы официально по диплому?

– Специалист по международным отношениям, диплом – «Сравнительный анализ институтов президентства во Франции и России».

– Не было случая, что Путин давал вам понять: Ксения, этого не делай, не нужно?

– Ну, если бы он давал мне понять – я бы, наверное, знала.

– А господдержку вы за собой чувствуете?

– Была бы господдержка – кто бы посмел меня ругать?

Но повторяю, меня это давно подпитывает, я даже в зависимость от этого впадаю. Не говоря уж о том, что стихи Орлуши «Подарили мне на день рождения надувную Ксению Собчак» вообще кажутся мне гениальными. Я записала их в своем чтении – специально сняла театр и на пустой сцене, одна, в дорогом вечернем платье прочла.

– Дорогое платье – пусть, но зачем вы разрешили Бартеневу иллюстрировать «Энциклопедию лоха» вашими голыми фотографиями?

– Продается лучше.

Говорю же, я девушка меркантильная. А заработков, кроме телепрограммы и журналистики, у меня нет.

Старости не представляю

– Как вы себе представляете свою старость?

– Больной вопрос.

Не представляю. Я не собираюсь менять свой образ жизни в ближайшее время. Не выношу семейные ценности. Не люблю детей. За все это придется как-то расплачиваться.

– Ну, в этом признаваться не обязательно.

Негативная энергия может зашкалить.

– Но это же честно!

Если бы я говорила, что не люблю, а потом бы где-то втайне их отлавливала и наглаживала – другое дело. Но если правда? Я не умею врать, в том смысле, что получается некрасиво. Стоит начать юлить, выдумывать – так все непрезентабельно! Зато когда я честно признаюсь в чем-нибудь ужасном – или прекрасном, – сразу глаза горят!

– Давно хочу вас спросить: вы же знаете Дарью Жукову?

– Она была моей близкой подругой еще во времена серьезных отношений с Маратом Сафиным.

– Что, по-вашему, заставило Абрамовича развестись с женой, порушить семью и выбрать Дашу?

– Сразу хочу сказать – этим шагом Абрамовича я восхищаюсь.

В нашей элите полно людей, сидящих на двух-трех-четырех стульях. Он сделал честный выбор, рискованный для репутации – он ведь живет и ведет бизнес в Англии, стране консервативных ценностей…

Но – решил. А почему – что ж, деньги делать ведь довольно скучное занятие. Нужен человек, который поведет тебя дальше, человек, к которому ты придешь домой из офиса – и он поведет тебя в гости к международной богеме. Даша с этой богемой отлично знакома. У нее чрезвычайно быстрый ум, природный, «от живота». А Абрамович, насколько я его знаю, любит расширять границы – ему скучно делать одно и то же, нужны новые люди, новый круг…

Она ему дала существенный толчок.

– То есть и тут наличествует с его стороны некая прагматика?

– Да почему же?

В таких людей, как Даша, легко влюбиться. Но она совсем западная – долго жила там, смотрит на мир через другие линзы. Если у меня все-таки будут дети и в стране не кончится колбаса – я их не пошлю учиться за границу, потому что они приедут другими. Может быть, добрыми. Может быть, улыбчивыми. Но здесь не будут понимать ничего.

– К вопросу о детях: кто чаще вырастает у элиты – мажоры или, напротив, славные альтруисты, не знавшие борьбы за существование?

– Раз на раз не приходится, но, в общем, это скорее испытание, чем бонус.

Постоянная близость значительной личности редко бывает комфортна. Дети постоянно пытаются доказать, что они и сами по себе нечто значат. Получаются такие, как я. Но мой вариант еще ничего, а вот когда наркотики…

– Что у вас за скандал с «Русским пионером»?

– Да не с «Русским пионером», там у меня все в порядке, пишу колонки с большим удовольствием.

Я журналистику люблю не для денег, а для радости. И вот в Петербурге мы решили почитать по ролям «Околоноля» Натана Дубовицкого, то есть предположительно Владислава Суркова.

– Вам так нравится роман?

– А что, бойко написано.

Местами почти Пелевин.

– Вот именно.

– И вот планируются эти чтения, и Андрей Иванович Колесников, главред «Пионера», приглашает в Михайловский театр Валентину Матвиенко, Владислава Суркова и других первых лиц, участвующих в форуме, – короче, серьезное мероприятие.

И тут буквально за день до него глубокой ночью звонит мне Андрей Иванович – я в недоумении: для какой интимной цели? А он мне и говорит недобрым голосом: Ксения, что ты такого в «Энциклопедии лоха» написала про Кехмана? Кехман – гендиректор Михайловского театра, и он, значит, поставил Колесникову условие: или Ксения, или чтения. У меня там в «Энциклопедии…» есть главка «Лох публичный». И там пересказан эпизод: Кехману показалось мало быть гендиректором, и он решил в балете «Чиполлино» выйти на сцену в качестве принца Лимона, сделать несколько па. Этот ролик есть в youtube, посмотрите. И он, представляете, обиделся! А Колесников меня не сдал, сказал: «С шантажистами не торгуемся» – и отменил мероприятие. Оно теперь будет в Москве.

Исчерпаемая любовь

– Интересно, а про свою первую любовь вы можете рассказать?

– Запросто.

Довольно традиционная, но бурная история. Девяностые годы, я – дочка мэра, а он – крутой. Родители ужасно против, это дополнительно подогревало. Такая страсть была, что ой-ёй-ёй. Потом я переехала в Москву.

– А его убили.

– Нет, слава Богу.

В прошлом году чего-то вдруг решила тряхнуть стариной, виделись. В Петербурге. И та самая моя мама, которая была так против этих отношений, теперь прекрасно к нему относится, он бабушку на дачу возит…

Понимаете, в чем штука. Вот так не будет уже. Любовь исчерпаема. Человеку определенное количество любви отпущено, и либо он все израсходует за один раз, либо растянет на несколько, либо намного по чуть-чуть…

Но это единственная эмоция, которая предельна. Злость, скажем, бесконечна, и страх, и даже радость, и даже любопытство. Но боюсь, на еще одну очень сильную любовь меня сейчас попросту может не хватить. Даже избегаю этого подсознательно.

– Как же обходитесь?

– Нелюбовь подпитывает.